Содержание статьи
Заводские кадры
Заводские кадры имели различное социальное происхождение, но оно нивелировалось промышленностью.
Однако имелась одна группа работников, о которой следует сказать особо. На первых порах важную роль в промышленности России играли иностранцы; в основном это были либо пленные шведы, либо Приглашенные русским правительством саксонцы. На всех уральских предприятиях, построенных до 1730 г., имелись мастеровые, рабочие и даже плотники с немецкими или скандинавскими фамилиями, приехавшие из Центральной России.
Рядом с голландцами Миллерами трудились ганноверцы Кайзеры и саксонцы Георги, Ваплеры, Готтфриды, Беренты, Циммерманы, Михаэлисы, Ланги, Корсы, Дрибели, Ветры и т.д. До заключения Ништадтского мира на Урале было очень много шведских военнопленных. В 1711г. 267 шведов отправили на Алапаевский завод, многие из них имели семьи; 37 чел. позже сбежали оттуда и завербовались к Никите Антуфьевичу Демидову, компактно поселившись около Невьянска. Почти все шведы и немцы позже вернулись к себе на родину. Впрочем, их роль в уральской промышленности пошла на убыль, как только возросло число русских мастеровых. После окончания войны первыми отсюда уехали шведы. Швеция, тогдашний лидер железоделательной индустрии, почти не участвовала в промышленном развитии России в силу политических и демографических условий. А вот саксонских мастеров на Урале, напротив, было много, но когда в 1730-1740 гг. Россией правили немцы, число саксонцев значительно сократилось.
Высокооплачиваемые иностранцы обычно руководили производством меди, остальным занимались русские, поэтому саксонцы, отправленные Шёмбергом на Урал, были встречены там враждебно. Но именно иностранцы, особенно немцы, заложили основы уральской промышленности.
Привлечение к заводским работам местных ремесленников и приписных крестьян вначале позволило наладить работу; ремесленники, в отличие от беглых, были свободными людьми. Екатеринбургская школа дала многим мастеровым начальное образование, но лишь труд на заводе привел к появлению среди уральского населения промышленной традиции. Начиная с середины XVIII в. мастеровые набирались из всех категорий работников.
На дворянских заводах (например, у Строгановых) хозяева использовали своих крепостных. Но дворянство до середины XVIII в. почти не участвовало в промышленности, а на Урале все еще преобладало свободное крестьянство. Более того, юридический статус работника зависел не только от социальной принадлежности его хозяина. Конечно, дворяне получили льготы на приобретение земли, леса и т.д., но рабочие принадлежали не им, а заводу. Эго были так называемые «посессионные» крепостные, статус которых отличался от крепостных крестьян, в первой половине XVIII в. почти не представленных на уральских горных заводах.
Крепостные, однако, играли важную роль, особенно на заре промышленного развития. То, что в крае, заселенном в основном государственными крестьянами, рабочих набирали преимущественно из крепостных, выглядит парадоксально. Но на то были свои причины.
В 1721 г. купцам разрешили покупать деревни и переводить их на Урал, и хотя постепенно эти льготы исчезали, до 1762 г. крепостных еще можно было приобретать. Но имелся и другой, более выгодный источник рабочей силы. В то время в состав государственных крестьян стали активно вливаться беглые крепостные. Часть из них устраивалась на заводы по вольному найму. Они считались свободными до ближайшей ревизии. Государство шло по пятам за стихийной колонизацией востока России, но до поры до времени Урал укрывал беглых, хозяева которых находились столь далеко, что не могли их искать.
Государство преследовало беглых. Но возвращало ли оно их обратно? Это могло бы создать для уральской промышленности серьезные трудности. В 1736 г. была образована категория вечноотданных. Ее численность резко выросла после 1755 г., поскольку теперь все беглые крепостные, поселившиеся на Урале с 1732 г., были навечно прикреплены к заводу. Можно сказать, что на Среднем Урале, экономическое развитие которого достигло апогея — крепостные, обязанные обучать своих детей рабочим профессиям, вполне обеспечивали заводскую деятельность. Кроме того, вечноотданными стали «не помнящие родства», солдатские дети, гулящие люди. Всех их передали на мануфактуры и заводы, главным образом в густонаселенном центре страны.
Появление дополнительных рабочих рук имело немалое значение и для уральского завода, где персонал редко превышал 200-300 чел. Наконец, значительную часть рабочей силы на крупнейших казенных заводах составляли каторжники — объект постоянного внимания Геннина и Татищева. На якорной фабрике в Екатеринбурге при Геннине их насчитывалось 16 чел. (всего на ней трудились 38 работников). Каторжники прославились не столько в промышленном освоении края, сколько в народных восстаниях. Приписных свободных крестьян на Урале было гораздо больше; по указу от 14 июня 1725 г. они не подлежали рекрутскому набору, но крестьяне, обучившиеся заводскому делу и имевшие оружие для защиты предприятия, состояли на особом учете.
Численность заводских крепостных увеличилась за счет беглых, вынужденных идти работать на завод после того, как их разоблачали. Вместе с крепостными, вывезенными из Центральной России, они стали «посессионными крепостными». Будучи крестьянами, они занимались не только промышленным трудом; незначительная численность ограничивала их участие в индустрии. Вторая ревизия (1742 г.) насчитала в Казанской и Сибирской губерниях (куда входил Урал) 11182 души посессионных крестьян. Напомню, что в то время индустриализацией был охвачен только Средний Урал. Но вот что характерно — численность посессионных крепостных после второй ревизии росла медленно и на фоне быстрого промышленного подъема края в 1742-1762 гг. составила всего 18890 душ. Эго говорит о том, что к 1750-м гг. появились новые источники рабочей силы.
Урал больше не спасал беглых, и теперь они уходили в Сибирь. Царскую власть на Урале олицетворяли почтовые тракты. Распространяя промышленность в глубь края, власти одновременно начали отлов беглых. Колонизация региона стала отныне официальной. Каждая новая волна беглых была на руку заводам, но это были временные и неквалифицированные работники. Вскоре правительство положило этому конец.
Отныне на Урале стали селиться не столько беглые, сколько крепостные, переведенные сюда своими хозяевами или получившие от них разрешение работать на заводах.
Роль помещичьих крепостных на заводах, как мы уже видели, была достаточно скромной. Однако она стала возрастать с середины века, когда в промышленность пришло дворянство. Перевод сюда из центра страны целых деревень решил, в частности, на Южном Урале проблему рабочих рук. Тогда же хозяева разрешили своим крепостным работать на заводе. Имея «паспорта», они — и в этом заключается их особенность — оставаясь крепостными (поскольку платили оброк помещику), являлись для заводчика свободными работниками. К сожалению, численность их неизвестна, но, видимо, на Южном Урале их было немало: на Троицко-Саткинском заводе, где проживало 2300 чел. (конечно, не все они были заняты промышленным трудом), они, по данным Палласа, составляли 500 душ.
На уральских горных заводах использовался главным образом труд крепостных — помещичьих, заводских, посессионных и оброчных. Численность свободной рабочей силы в течение всего XVIII в. уменьшалась, поскольку власти старались закрепить на предприятии всех его работников, и, в частности, ремесленников, ставших в первой четверти столетия заводчанами.
Но условия труда заводского крепостного, прикрепленного к заводу, и оброчного крестьянина, находившегося далеко от своего господина, существенно отличались. Первый был жестко связан с предприятием, получал мизерную зарплату и не мог требовать ее повышения. Второй был мобильнее, хотя в его паспорте указывалось место работы; он вряд ли мог оспаривать размер своей зарплаты, однако, обладая относительной свободой, имел определенные преимущества. Таким образом, в период укрепления крепостничества появилась новая категория людей, узаконенная не юридически, а фактически, и ставшая результатом компромисса между феодальной традицией и новыми экономическими потребностями.
Труд оброчных крестьян широко применялся на мануфактурах (в частности, текстильных) Центральной России. В металлургии, наоборот, сохранялся крепостной труд; появление оброчных крестьян на уральских горных заводах было новым, общероссийским явлением, но это, однако, почти не сказалось на социальном облике уральской промышленности.
Благодаря Геннину мы знаем о продолжительности рабочего дня, обеспечении дисциплины, уровне зарплаты на казенных заводах в 1730-е гг. Что касается частных заводов, то посессионный статус большинства из них обязывал придерживаться нормативов, принятых на казенных предприятиях, но заводчики часто игнорировали их, и поэтому вряд ли можно экстраполировать на демидовские заводы сведения по государственным предприятиям.
В целом же, если судить по жалобам рабочих, на частных заводах .дисциплина была строже, интенсивность труда больше, а рабочий день длиннее. Но и зарплаты там были выше, чем на казенных предприятиях. Беглые могли укрыться на частных заводах от рекрутчины, и, на какое-то время, от закрепощения. Частные заводчики старались не интересоваться социальным происхождением своих работников. На казенных заводах всего этого не было, там все зависело от воли управляющего; вспомним, как Татищев вольно трактовал указ о беглых. Тем не менее условия работы и зарплата на обоих типах горных заводов были одинаковы. К тому же надо учитывать, что до 1750 г. казенные предприятия оказывали большое влияние на своих партикулярных собратьев.
