Содержание статьи
О наказании главных возмутителей на стройке Исетского (Екатеринбургского) завода
Четырех человек беглых солдат Козму Еремина, Тимофея Кротова, Федора Зверева, Ивана Щербакова, которые приговорены, повесить.
Однако ж де они военного артикула не знают, понеже де они из рекрут и в полках не бывали, гонять их вместо смертной казни шпицрутен, а трех человек Бориса Дружинина, Дорофея Оханова, Федота Лукина також де гнать шпицрутен вместо галерной ссылки шесть раз, а ноздрей не пороть, гренадера Василья Жеравцова колесовать живого и поднять тело на колесо до вечеру и в то время голову отсечь и поставить на спицу, а двух бобылей Ивана Широкова да Стефана Колесникова повесить, а Федора Малахова бить кнутом на площади нещадно и вырезать ноздри и уши обрезать и написать на вечную работу в галеру.
Да беглого солдата Кондратея Михановских в том, что он дважды бежал и явился волею, а служил 4 года, гонять три раз, конного вора Ефима Бутакова гнать же шпицрутен…
Из донесения командира полка майора Бринкхаизена генерал-майору В. И. Геннину. 1723 г.
О положении приписных крестьян
Всепресветлейшая, державнейшая, великая государыня, императрица Елизавет Петровна, самодержица всероссийская, государыня всемилостивейшая!
Бьют челом Оренбургской губернии Исетской правинцыи Масленского острогу и Барневской слободы в. и. в. государственные, выбранные ис крестьян старосты Михаило Бухвалов, Федор Осокин, Масленского острогу все, а Барневской слободы половина, крестьяне. А в чем наше прошение, тому следуют пункты.
Наперед всего и издревле показанных слобод мы, крестьяне, по указам в. и. в. состояли в ведении Исетской провинциальной канцелярии с платежем в жалование на армию в. и. в. подушного оклада с написанных по нынешней недавной ревизии мужеска пола масленских 2139, барневских с 868. Итого 3007 душ. С каждой души подушных денег так, как в. и. в. указами повелено. Тако ж и, сверх того, на доволствие пропитания состоящих в пограничных местах воинских регулярных и протчих команд положенного по указом в. и. в. оброчного провианта. И те как подушные, так и оброчный провиант, рекрут и всякие в. и. в. государственные подати повсягодно платили сполна, бездоимочно…
.
..При той же заводской работе происходило нам, нижайшим, неточию (не только) излишнее против положенных на нас подушного окладу и оброчного провианту отягощение, но и самое мучителское ругателство. К тому ж в тех неуравнительных и тяжких заводских работах приказчики ево Демидова и нарядчики многих крестьян немилостивно, незнаемо за что, бив смертелно батожем и кнутьем, многих изувечили. От которых смертелных побоев долговремянно недель по 6, по 8 и месяца по два раны у них заростать не могли. И от тех смертелных побоев, что из молодых в военную службу взять, уже не годны. А иные от тех побоев и померли. А увечные не токмо заводских, чрез излишно налагаемых, работать, но и домашних никаких работ исправлять не могут. А иных многих крестьян так били, что начнут одного и бьют до беспамятства.
А в заводах, водя по улицам, по плотинам и по фабрикам, смертельно ж стегают, выговаривая то, дабы ни о чем ни о каких обидах не бит челом. А хотя из нас, крестьян, приказом прикащиков и нарядчиков ошибкою отрубят и окоротят на вершок полено, то тех навяжут, яко татю или какому сущему злодею, и водят по всему дровосеку и шалашам. И у всякого шалаша немилостинво стегают плетми или кнутьем, приговаривая то: «Каково де ты полено рубил, тако де и тебя рубят». Отчего мы, масленские и барневские крестьяне, при-
шли во всеконечное убожество и нищету.
Во время ж бытности нашей в дровосеке надсмотрщик и приказщики прикажут оставлять после рубленого дерева пень вышиною от земли на одну четверть, которые так и оставливались. А после объявят, якобы покинут высок. И за то, разве не домогаясь ли чего, они тех крестьян которые те дерева рубили, положа на рубленой пень, так плетми немилосердно секли, приговаривая при том: «Твой де пень не гладок, и когда де ево до земли брюхом своим згладиш, то и сечь перестанем».
…И тако, по вышеописанным к заводам самотяжчайшим употребления и по отлучке от домов своих в заводские работы, оставались толко одне жены с малолетними детми, со старыми и дряхлыми и работать немогущими людми, кои не толко под посев в вешнее время ярового, а в осеннее озимавого, землю спахать и хлеба посееть, но и посевной
хлеб с поль с превеликою нуждою едва убирали. А у инных за малопашеством и по недостатку, за несмотрением и скотом весь поеден. А к будущим годам уже почти и ничего кроме того, как толко одне могущие, сеяли наймом и то самое малое число. За нероспашкою земли не сеяли. А сен для доволствия скота нашего и лошадей с начала приписания к тем заводам заготовлять время не допустило. А кои хотя по малому числу и заготовили, но и то за отлучением в работы волным скотом поедено было. А многия, как моломошные, так и средния и протчия крестьяне, и не заработав своих окладов, из году в год ис тех заводов за далностию не выходя, многия и домишка свои покинули впусте…
Из челобитной крестьян Масленского острога и Барневской
слободы, приписанных к Каслинскому и Кыштымским заводам
Н. Н. Демидова, в следственную комиссию майора Сухотина об
освобождении от приписки и о злоупотреблениях со стороны
заводской администрации. 1761 г.
А когда по нарядам на показаной купца Походяшина завод оные приписные крестьяня для всяких заводских работ посылаются, то по приходе туда определены бывают к сечке дров, ко кладке и осыпке куч, ко зжению и возке уголья и руд. И ту заводскую работу по силе в.и. в. указу исправляют, хотя и с великим затруднительством, без всякого ослушания.
Но во время отлучки их от домов, а особливо в летнее самонужнейшее работное время в посев и убор с пол хлеба и поставке сен, чинятся им теми отлучками крайния разорения, отчего многие уже пришли в совершенное недостаточество и нищету, потому что для содержания семей своих хлебные припасы, а для скота корм принуждены получать покупкою. Но и на такие самонужнейшие и необходимые надобности достатка уже не имеют, ибо по бытности их при заводских работах плату получают самую малую, которой едва и на собственное при тех работах пропитание доставать не может, понеже хлебные приписы выдаются им при заводе в число заработанных денег высокими ценами. А имянно: мука ржаная по 25 копеек пуд, и против состоящих в городе Соликамской и в Чердыне цен с немалым излишеством, то есть у каждого пуда по 10 копеек. А хотя у кого по щетом и окажутся по зароботкам додачи небольшие, и те за такою далностию употребляют в обратном от заводу до жилищю своих проезде себе на пропитание и лошадям на корм. На домашнее же содержание нисколко уже остатка не бывает.
Оной же Походяшин вместо оказания к тем приписным в работу черносошным крестьяном в недостатках их всположениев поступает с ними при заводе с неописанною строгостию, распределяя днем по разным работам, а в ночь, собирая, садит в построенные болшие избы под караул и бреет на головах волосы, как у рекрут. Некоторых же содержит скованых в железах. И от таких ево Походяшина строгих поступок, и от вредного при заводе воздуха, и нездоровой воды с начала того завода померло при оном чердынских крестьян до 300 человек.
За которых умерших принуждены подушные денги и протчие казенны поборы платить оставшие приписные крестьяне, от чего сносят великое отягощение. А сверх того определенной от Походяшина для высылки на завод работников прикащих Федор Шестаков, невзирая на то, что от безвременных и особливо в летнее работное время отлучек пришли те приписные крестьяне в крайнее разорение, через наглые свои нападки брал со многих крестьян денгами по 50 копеек, и по рублю с человека, и, уволяя от посылки на завод, давал им от себя писма, изъясняя в них якобы те крестьяне к работе негодны. А вместо их выслал других. И тем причинил многим немалой быток и напрасное затруднителство…
Из челобитной крестьян Чердынского уезда Пермской провинции
Казанской губернии, приписанных к Петропавловскому заводу
М. М Походяшина, в Сенат об освобождении от приписки и о разорении. 1761 г.
О событиях Крестьянской войны 1773—1774 гг.
Самодержавного императора Петра Феодоровича всероссийского и прочая, и прочая, и прочая.
Сей мой имянной указ в завод авзянопетровскому Максиму Осипову, Давыду Федорову и всему миру имянное повеление.
Как деды и отцы ваши служили предкам моим, так и вы послужите мне, великому государю, верно и неизменно до капли крови и исполните мое повеление. Исправьте вы мне, великому государю, два мартила (мортира) и з бомбами и в скорым поспешением ко мне предстаете; и за то будете жалованы крестом и бородою, рекою и землею, травами и морями, и денежным жалованьем, и хлебом, и провиянтом, и свинцом, и порохом, и всякою волностию.
И повеления моего исполнити, со усердием ко мне приезжайте, то совершенно меня за оное приобрести можете к себе мою монаршескую милость. А ежели моему указу
противиться будете, то в скорости восчувствуете на себя праведны мой гнев и власти всевышнего создателя нашего избегнуть не можете.
Никто вас истинным нашия руки защитить не может.
1773 году октября 17 дня.
Великий государь Петр третий всероссийский.
Указ Пугачева работным людям Авзяно-Петровасого завода, 1773 г.
Всех моих верноподданных рабов желаю содержать в моей, яко то от бога дарованной мне милости, всякого человека, тех, которые ныне желают быть в моем подданстве и послушании по самопроизвольному желанию…
И естли кто ныне познает сие мое оказанное милосердие, действительно, я уже вам всех пожаловал сим награждением: землею, рыбными ловлями, лесом, бортями, бобровыми гонами и протчими угодьями, также волностию. Сверх же сего как от бога дарованной мне власти обещаюсь, что впредь никакого уже вы отягощения не понесете.
А естли кто не будет на сие мое воздаваемое милосердие смотреть, яко, то: помещики и вотчинники, тех, как сущих преступников закона и общего покоя, злодеев и противников против воли моей императорской лишать их всей жизни, то есть казнить смертию, а домы и все их имение брать себе в награждение.
А на оное их помещиков имение и богатство, также яство и питие было крестьянского кошта, тогда было им веселие, а вам отягощение и раззорение. А ныне ж я для вас всех един из потерянных объявился, и всю землю своими ногами исходил, и для дарования вам милосердия от создателя создан…
А кто ж сей мой милостливый указ получит в свои руки, тот бы тот же час как из городу в город, из жителства в жителство пересылал и об оном моем чинимом ко всему род
человеческому милосердии объяснил, и всемирное житие воспомянул, как оное ныне, также и впредь вышеизъясненное будет всем полезно.
Указ Пугачева. 1 декабря 1773 г.
Находящимся в городе Челябинску всякого звания людям!
Не иное что к вам, приятныя церкве святой сыны, я простираю руку мою к написанию сего. Господь наш Иисус Христос желает и произвести соизволяет своим святым промыслом Россию от ига работы. Какой же, говорю я вам. Всему свету известно, сколько во изнурение приведена Россия, от кого же?
— Вам самим то небезызвестно. Дворянство обладает крестьянами, то хотя в законе божием и написано, чтоб оне крестьян так же содержали, как и детей, но оне не только за работника, но хуже почитали собак своих, с которыми гоняли за зайцами. Компайнейщики завели премножество заводов и так крестьян работою утрудили, что и в ссылках тово никогда не бывало, да и нет. А напротив тово, з женами и детьми малолетными не было ли ко господу слез? И чрез то услыша, яко израильтян, от ига работы избавляет. Дворянство
же премногощедрого отца отечества великого государя Петра Феодоровича за то, что он соизволил при вступлении своем на престол о крестьянех указать, чтоб у дворян их не было во владении… изгнали всяким неправедным наведением.
И так чрез то принужденным нашелся одиннадцать лет отец наш странствовать,, а мы, бедные люди, оставались сиротами, а ныне отца нашего хотя мы и старание прилагаем возвести, но дворянство и еще вымысел сделало, назвать так дерзко бродягою, донским казаком Пугачевым, а напротив того еще наказанным кнутом и клеимы имеющим на лбу и щеках. Но естли б, други и приятные святые церкви чада, мы были прещедрого отца отечества, великого государя Петра Федоровича, не самовидцы, то б и мы веры не поняли, чрез что вас уверяем не сумневаща и верить: действительно и верно государь наш истинно.
Чего ради сие последнее и вам увещевание пишу, приидите в чувство и усердно власти его императорскому величеству покоритесь. Нам кровь православных не нужна, да и мы такие ж, как и вы, точно провославные веры. За что нам делать междуусобные брани?
А пропади тот, кто государю не желает добра, а себе самому, следственно. Все предприятия вам уже разуметь можно. И естли вы в склонность притти не пожелаете, то уже говорю нескрытно: вверенные мне от его императорского величества войска на вас подвигнуть вскорее имею и тогда уже вам самим, рассудите, можно ли ожидать прощения.
Мой же совет: для чего напрасно умирать и претерпевать разорение всем вам, гражданам? Вы, надеюсь, подумаете, что Челябинск — славной по России город и каменную имеет
стену и строение — отстоица! Не думайте, предел от бога положен, его же никто прейти не может. А вам наверное говорю, что стоять не устоять.
Пожалуйте, не пролейте напрасно свою кровь. Орды неверные государю покорились, а мы противотворничаем.
Затем, сократя, сим остаюсь,
января 8 дня 1774 г., посланной от армии его императорского величества
главной армии полковник Иван Грязнов.
Воззвание И. Н. Грязнова к жителям Челябинска. 8 января 1774 г.
По указу е. и. в. реченная губернская канцелярия по репорту Уральской войсковой канцелярии, при котором прислан найденный там бес пачпорту ведомства Екатеринбургского приписной заводчика Демидова к Каслинскому заводу Кувровской слободы крестьянин Иван Васильев сын Волков, которой при допросе в губернской канцелярии показал, что он со оного Каслинского заводу взят по бывшему неустройству бунтовщичьим атаманом Белобородовым, от коего он, отстав с протчими уральскими казаками, приеха[в] жил до ныне в том городке без всякого пис[ь]меннаго виду, но подлинно ль он, Волков, приписной к Каслинскому заводу крестьянин о том на одном показании его утвердит[ь]ся неможно.
Приказали: Ево Волкова отослать в контору строений при указе, велеть, содержав его в остроге скована и в рогах, употреблять в работу, производя провиант против протчих каторжных.
А подлинно ль он приписной к Каслинскому заводчика Демидова заводу крестьянин и каким образом оттоль сколь давно отлучился и не учинил ли какого воровства или злодейства о том о ученении выправки и о немедленном сюда репортировании Екатеринбургских судных и земских дел в контору послать указ. А оной Волков в контору строений при указе отослан. Генваря 14 дня 1780-го года.
Указ Оренбургской губернской канцелярии Екатеринбургской судных
и земских дел конторе о поимке беглого приписного
крестьянина Каслинского завода И. В. Волкова, бывшего
в повстанческом отряде И. Н. Белобородова. 1780 г.
О Пугачеве и Белой Бороде
Было это, когда царица Катерина дела русские правила. Бедному народу плохое было время в здешних местах. Нагнали к нам крепостных со всех сторон, робить на господ да на заводчиков. А вокруг леса непроходные, болота зыбучие, горы высокие, звери лютые табунами ходили — жизнь мужику хуже каторги. Дотемна лес рубили, уголь жгли — на завод возили, а за каждую провинку кнутами бьют. Ране мужик землю пахал, а тут с лесом управляться пришлось. А лес-от неласков — задавить норовит. Вовсе невмочь стало: и свет не мил, и жизнь нерадостна.
Прошел тут слух, что появился казак-атаман Пугач. Будто судит он господ. Судит да приговаривает:
«Не пей кровушку крестьянскую, не измывайся над бедными холопами».
Дошла эта весточка и в леса наши Тургоякские. Тут наши мужики и задумались. Стали они тайно ходоков посылать, Пугача в леса для расправы звать. Одного пошлют, неделю
ждут — ни слуху, ни духу, ни весточки. Другого пошлют — то же самое, и третий уйдет — вестей не несет, как в трясину провалится. То ли зверь их задрал, то ли приказчик догнал, то ли до хороших земель дошли, назад идти не торопятся.
Год прошел, а все по-старому. Дождались весны. В лесу пташки поют, разливаются, рыба икру мечет, глухари на току стонут. И появился в лесу старичок. От стана к стану похаживает, радостную весточку рассказывает — пришел-де к озеру Тургояк атаман, Белая Борода прозывается. Раскинул свой стан на высокой горе, а с ним будто сила
несметная. Прислал его сам Пугач-атаман мужицкие жалобы выслушать, а злых обидчиков смерти предать.
Со всех сторон идут мужики на гору высокую, к атаману Белой Бороде. Не с пустыми руками идут — на расправу злых приказчиков тащат с собой. Ненароком попался господский сынок — и его волокут. Он идет, ревет, упирается — знает, собака, что смерть близка.
Белая Борода мужиков ласково встречал, бороду седую поглаживал, жалобы мужицкие выслушивал, скорый да правый суд вершил, обидчиков смертью наказывал, обиженных казною одаривал.
Легче стало жить мужику — горькая каторга сгинула, приказчики стали ласковые, а хозяева в лес и носа не кажут — за шкуру свою собачью побаиваются.
Да скоро от нас атаман ушел, молодых мужиков он с собой увел, напросились они в попутчики, пошли с атаманом правду искать. А постарше, семейным — куда идти, жены за руки придерживают, дети за шею цепляются.
Недолго гулял удалой атаман. Настигло его на Увельке-реке огромное войско царицыно. Большой генерал из пушек палит, Белой Бороде сдаваться велит. Да только не сдался удалой атаман, от пули генеральской смерть принял; войско его по лесам разбрелось. А гору, где станом стоял атаман, с тех пор Пугачевской зовут.
Сказ О Пугачеве
«Уж ты, ворон сизокрылый,
Ты скажи, где милый мой?»
«А твой милый — на работе,
На литейном на заводе:
Не пьет милый, не гуляет,
Медны трубы выливает,
Емельяну помогает.
Прошла слава по народу,
Что Пугач казачья роду,
Твой-то милый тож казак,
Помогать казакам рад.
Он напрасно помогает
Из Расеи — тьма солдат
На Урал идут, Пугача возьмут,
Полонят его и всю армию.
Твоему казаку снимут голову,
Снимут голову, пустят по воду.
А тебе, молодой, век вдовою быть,
Век вдовою быть и бунтаршей слыть».
«Я солдатов не боюся,
С милым вместе отобьюся.
Лети, ворон сизокрылый,
А я — следом за тобой,
Где горюшенька мой милый
Проливает кровь рекой».Историческая песня
О положении Оренбурга, осажденного войсками Е. Пугачева
Положение Оренбурга становилось ужасным. У жителей отобрали муку и крупу и стали им производить ежедневную раздачу. Лошадей давно уже кормили хворостом. Большая часть их пала и употреблена была в цищу. Голод увеличивался. Куль муки продавался (и то самым тайным образом) за двадцать пять рублей. По предложению Рычкова (академика, находившегося в то время в Оренбурге) стали жарить бычачьи и лошадиные кожи и, мелко изрубив, мешать в хлебы. Произошли болезни. Ропот становился громче. Опасались мятежа.
В сей крайности Рейнсдорп решился еще раз попробовать счастия оружия, и 13 января все войска, находившиеся в Оренбурге, выступили из города тремя колоннами под предводительством Валленштерна, Корфа и Наумова. Но темнота зимнего утра, глубина снега и изнурение лошадей препятствовали дружному содействию войск.
Наумов первый прибыл к назначенному месту. Мятежники увидели его и успели сделать свои распоряжения. Валленштерн, долженствовавший занять высоты у дороги из Берды в Каргале, был предупрежден. Корф был встречен сильным пушечным огнем; толпы мятежников начали заезжать в тыл обеим колоннам. Казаки, оставленные в резерве, бежали от них и, прискакав к колонне Валленштерна, произвели общий беспорядок. Он очутился между трех огней; солдаты его бежали; Валленштерн отступил; Корф ему последовал;
Наумов, сначала действовавший довольно удачно, страшась быть отрезанным, кинулся за ними. Все войско бежало в беспорядке до самого Оренбурга, потеряв до четырехсот убитыми и ранеными и оставя пятнадцать орудий в руках разбойников. После сей неудачи Рейнсдорп уже не осмеливался действовать наступательно и под защитою стен и пушек стал ожидать своего освобождения…
А. С. Пушкин. История Пугачева
Бой в Татищевой крепости. Снятие осады Оренбурга
Крепость (Татищевская), в прошедшем году взятая и выжженная Пугачевым, была уже им исправлена. Сгоревшие деревянные укрепления были заменены снеговыми.
Распоряжения Пугачева удивили князя Голицына, не ожидавшего от него таких сведений в военном искусстве. Голицын сначала отрядил триста человек для высмотру неприятеля. Мятежники, притаясь, подпустили их к самой крепости и вдруг сделали сильную вылазку, но были удержаны двумя эскадронами, подкреплявшими первых. Полковник Бибиков
тот же час послал егерей, которые, бегая на лыжах по глубокому снегу, заняли все выгодные высоты. Голицын разделил войска на две колонны, стал приближаться и открыл огонь, на который из крепости отвечали столь же сильно.
Пальба продолжалась три часа. Голицын увидел, что одними пушками одолеть было невозможно, и велел генералу Фрейману с левой колонною идти на приступ. Пугачев выставил противу него семь пушек. Фрейман их отнял и бросился на оледенелый вал. Мятежники защищались отчаянно, но принуждены были уступить силе правильного оружия—и бежали во все стороны.
Конница, дотоле не действовавшая, преследовала их по всем дорогам. Кровопролитие было ужасно. В одной крепости пало до тысячи трехсот мятежников. На пространстве двадцати верст кругом, около Татищевой, лежали их тела. Голицын потерял до четырехсот убитыми и ранеными, в том числе более двадцати офицеров. Победа была решительная. Тридцать шесть пушек и более трех тысяч пленных достались победителю. Пугачев с шестьюдесятью казаками пробился сквозь неприятельское войско и прискакал сам-пят в Бердскую слободу с известием о своем поражении.
Бунтовщики начали выбираться из Берды, кто верхом, кто на санях. На воза фомоздили заграбленное имущество. Женщины и дети шли пешие. Пугачев велел разбить бочки вина, стоявшие у его избы, опасаясь пьянства и смятения. Вино хлынуло по улице. Между тем Шигаев, видя, что все пропало, думал заслужить себе прощение и, задержав Пугачева и Хлопушу, послал от себя к оренбургскому губернатору с предложением о выдаче ему самозванца и прося дать ему сигнал двумя пушечными выстрелами.
Сотник Логинов, сопровождавший бегство Пугачева, явился к Рейнсдорпу с сим известием. Бедный Рейнсдорп не смел поверить своему счастию и целых два часа не мог решиться дать требуемый сигнал! Пугачев и Хлопуша были между тем освобождены ссылочными, находившимися в Берде. Пугачев бежал с десятью пушками, с заграбленною добычею и с двумя тысячами остальной сволочи. Хлопуша прискакал к Каргале с намерением спасти жену и сына. Татары связали его и послали уведомить о том губернатора. Славный каторжник был привезен в Оренбург, где наконец отсекли ему голову в июне 1774 года.
Оренбургские жители, услышав о своем освобождении, толпами бросились из города вслед за шестьюстами человек пехоты, высланных Рейнсдорпом к оставленной слободе, и овладели жизненными запасами.
В Берде найдено осьмнадцать пушек, семнадцать бочек медных денег и множество хлеба. В Оренбурге спешили принести богу благодарение за нечаянное избавление. Благословляли Голицына. Рейнсдорп писал ему, поздравляя его с победою и называя спасителем Оренбурга. Отовсюду начали в город навозить запасы. Настало изобилие, и бедственная шестимесячная осада была забыта в одно радостное мгновение. 26 марта Голицын приехал в Оренбург: жители приняли его с восторгом неописанным…
А. С. Пушкин. История Пугачева
