Содержание статьи
Какова была численность уральского населения в 17 веке
Сведений об этом нет, но примерное представление можно получить из переписей «дворов», скажем, Верхотурского уезда. В 1624 г. в нем насчитывалось две слободы (Невьянская и Ямская) и 149 деревень, состоявших из 278 дворов, да еще 109 было в уездном центре Верхотурье, следовательно, всего» — 387 дворов. В уезде проживало 1273 души мужского пола и 49 бобылей и половников, а если сюда прибавить женщин и детей, то выходит 4000-5000 чел.
Эта цифра, разумеется, условна. Тем не менее, она показывает, что уезд был мало заселен. Если допустить, что его площадь составляла примерно 30000 кв. км, то средняя плотность жителей в нем достигала максимум 0,2 чел. на 1 кв. км. Поселения почти всегда располагались вдоль трактов и рек, проходивших в меридиональном направлении среди горных отрогов. Уральцы в начале XVII в. проживали в маленьких деревушках, разделенных огромными безлюдными пространствами.
Так продолжалось весь XVII в., несмотря на то, что край заселялся довольно интенсивно. В 1624-1645 гг. в Верхотурском уезде возникло 10 новых слобод, а затем поток колонизации перекинулся на Чусовую и Исеть, где в конце XVII в. появилось около 20 селении. В 1680 г. в уезде имелось 6218 душ мужского пола, то есть в 5 раз больше, чем в 1624 г. Тем не менее, все население уезда не превышало 15000 — 20000 чел., а его плотность была примерно 1 чел. на 1 кв. км. (вблизи Кунгура и во владениях Строгановых она была выше). Достаточно быстрый прирост населения в этом районе объясняется легкостью связей с центром России через Каму и низовья Чусовой и его относительной безопасностью.
Последнее обстоятельство было очень важным, поскольку с юга и востока колонистам постоянно угрожали башкиры, не раз вынуждавшие переселенцев покидать эти места. Кроме того, крестьян притесняли власти, больше благоволившие к правительственной колонизации. К концу XVII столетия Москву стало беспокоить увеличение числа здешних беглых крепостных и свободных крестьян, скрывавшихся от закрепощения. В 1683 г. правительство потребовало от пермского; чердынского и Соликамского воевод воспрепятствовать бегству людей, приносившему казне и помещикам огромные убытки, но сделать этого тогда не удалось. Однако когда казна приступила к строительству здесь горных заводов, беглые оказались ей кстати.
В XVII в. о богатстве уральских недр уже слагались легенды, а некоторые месторождения стали известны даже веком ранее. Открытие на Урале сначала залежей золота и серебра, а затем железной и медной руды стимулировалось,
- во-первых, развитием местной кустарной промышленности и,
- во-вторых, экономической и финансовой политикой государства.
О добыче металлов на Урале до XVII в. мы знаем мало. Известно, что Иван III отправил на поиски серебра экспедицию, но вместо этого она нашла медь на реке Цыльме , где и был основан небольшой заводик. В XVI в. поисками драгметаллов в крае занимались Строгановы. Именно жажда золота (которое удалось найти только в 1749 г.) и серебра манила сюда людей. Удаленность и почти полная необитаемость Урала создавали определенные трудности, но охота за желтым металлом сопутствовала открытию богатейших залежей меди и железа. Золотоискатели разведали множество месторождений, проложили к ним удобные пути и разбудили таким образом в переселенцах дух поиска.
Нужда в орудиях труда и потребности соляных промыслов Строгановых способствовали развитию ремесла, первые сообщения о котором восходят к XVII в. В 1628 г. тобольский воевода узнал от «татарина» (наименование в русских источниках всего туземного населения) о находке на р. Нице железа и поручил кузнецу из Невьянского острога при участии мастерового из «бродяг» испытать его. Образцы выплавили в Верхотурье и Тобольске и отослали в Москву. После этого правительство приказало провести новые поиски, а воеводам предписало прислать кузнецов для будущего завода.
Незадолго до этого власти направили мастеровых из Устюжны Железопольской опробовать руду в Тобольске. Однако начать производство здесь металла тогда не удалось, ведь рабочую силу приходилось привозить из центра России. Поэтому правительство, узнав о находке в 1628 г. руды в районе Ницы, распорядилось прислать в Верхотурье опытных людей из Сибири, чтобы они помогли местным кузнецам «…железо плавити и в том железе… пушки и всякое железное дело делати». Так возник Ницынский железоделательный завод — прадед всей уральской металлургии. Построенный в 1631 г., он через 6 лет сгорел. Позже его восстановили, но никаких сведений о нем больше нет. В 1740 г. Г. Ф. Миллер еще видел его остатки, но в 1777 г. Берг-коллегия уже не смогла их обнаружить. Тем не менее, эти попытки заводостроительства на несколько лет опередили возникновение Тульско-Каширского очага металлургии.
В 1635 г. рудознатцы царя Михаила Федоровича нашли медь на р. Кузгорке, небольшом притоке Яйвы. Ее перевозили по Яйве и Каме и выплавляли в Пискорском монастыре. Вероятно, это производство существовало еще до постройки Ницынского завода, но оно было кустарным. В 1640 г. с помощью присланных на Урал иностранных мастеровых (англичан) близ упомянутого монастыря, на речке Камгорке, построили Пискорский завод, принадлежавший Александру Тумашеву и его сыновьям, который действовал до 1657 г., когда «за пресечением руды» вынужден был закрыться. Кроме того, он располагался на севере (рядом с Солью Камской), за пределами будущей промышленной зоны Урала. Столь же недолго функционировали железоделательный Красноборский завод (1640-е гг., юго-западнее Чердыни), доживший до эпохи Петра Великого, и маленький Саралинский медеплавильный заводик близ Елабуги, восстановленный государством в 1697 г.
После закрытия Пискорского завода Тумашев получил разрешение искать руду в Верхотурском уезде; обнаружив в 1669 г. железо у р. Нейвы, что в Башкирии, он построил там Федьковский завод, который действовал до 1680 г., а затем пришел в упадок и закрылся в самом конце XVII в., хотя упоминался еще в 1727 г.
В 1682 г. монахи Далматова монастыря обратились к властям с просьбой отдать им земли, где они нашли руду. Речь шла о правом береге верховьев Исети, в 15 верстах от Колчеданской крепости, который «…никому русским людям и иноземцам не вдаче…». Что им ответили — неизвестно, но вскоре здесь заработал маленький железный заводик, ставший предшественником Каменского.
Таковы были единичные попытки строительства уральских горных заводов в допетровское время. Все они окончились неудачно. Однако без изучения истории этой кустарной промышленности, успешное развитие которой во второй половине XVII и даже в первой четверти XVIII столетия влияло на заселение Урала, понять последующую индустриализацию этого региона нельзя. Кустарная промышленность процветала, а строительство горных заводов не шло. В конце XVII в. только в Кунгурском уезде насчитывалось более 40 крестьянских заводиков, производивших до 50 пудов (800 кг) железа в год. В начале XVIII в. здесь появляются и первые заводики по переработке медной руды. Металл в этих краях выплавляли с глубокой древности, о чем свидетельствовали «чудские копища» под Екатеринбургом, за право владеть которыми вели в 1702 г. ожесточенный спор башкиры и русские заводчики.
Кустари-ремесленники помогали строить первые уральские горные заводы. Они находили руду, подыскивали места для постройки будущих заводов и даже сами работали на них. Некоторые кустари под руководством мастеровых, вывезенных из России, овладевали современной технологией получения металла. К 1700 г. в крае сложились все условия для возникновения металлургической промышленности.
Теперь выясним, что следует понимать под «ремесленной промышленностью» и «заводом». Число ремесленных металлургических центров в течение XVII в. быстро увеличивалось, так как выплавка руды и ее дальнейшая обработка производились в разных цехах: крестьяне плавили руду в маленьких печах, и слитки железа, полученного прямым способом, отправлялись кузнецам, которые ковали из него сельхозинвентарь. Таким образом, разделение промышленных операций являлось, наряду с малыми объемами производства одним из основных отличительных признаков кустарной металлургии. Но надо иметь в виду, что эти «предприятия» появлялись спонтанно, по местной инициативе, и служили здешнему населению. Имея небольшой штат работников, они не влияли на местный социум и полностью удовлетворяли потребности уральцев.
Выросшие здесь позже горные заводы, также напоминавшие кустарные заведения, принесли сюда не новую технику, а вызвали социальные изменения. В то время как в Швеции, Франции, Германии из руды уже выплавляли чугун и использовали движимые водой воздуходувные меха и молоты, на Урале в XVII в. все еще обходились железоделательными печами и ручными мехами. Вододействующих молотов было очень мало. О том, как получали железо в Далматовом монастыре, сообщал монах Черницын (1691 или 1692 г.. Железо производили прямым способом в двух «домницах», расположенных в особом, с различными инструментами («…кузница с наковальнею, клещами и мехами»., «сарай угольный прирубной, ступа и пест, чтоб железная руда толчи») помещении, и, видимо без применения водяных механизмов.
Такой завод отличался от ремесленного цеха в первую очередь тем, что строился по инициативе государства, а не местных жителей. Кроме того, он объединил все производственные операции в единый цикл, в свою очередь, вызвавший дефицит рабочей силы. Горные заводы были чужеродным наростом на Урале, они не предназначались для удовлетворения местных потребностей и требовали наличия многих мастеров, которых найти здесь было трудно. Сначала заставив работать на себя, а затем и прикрепив к себе здешних ремесленников, заводы преобразовали социальную структуру и экономику региона. Не будучи нужными Уралу, они вызывали ненависть у местных жителей, поскольку воспринимались ими как новая форма крепостного труда.
Сопротивление крестьян стало одной из причин провала первых попыток горнозаводского строительства на Урале. Кроме того, Урал лежал далеко от центра страны: возы, увязавшие в грязи, баржи, разбивавшиеся о каменистое дно мелких речек, — все это было бичом раннего этапа промышленного освоения края. Строительство дорог, подъем уровня рек с помощью плотин со шлюзами требовали огром ных расходов и избытка рабочей силы. Предприятиям приходилось набирать работников среди местных государственных «пашенных крестьян», но когда воеводы попытались превратить их «к железному делу в деловые люди» (то есть сделать металлургами), крестьяне ударились в бега. Вслед за ними потянулись и вольные землепашцы.
Как только на Урале появились горные заводы, численность населения вокруг них стала быстро таять. Заводы изгоняли людей, и с 1630-х гг. началось массовое бегство крестьян, поскольку власти заставляли крестьян принудительно отрабатывать на заводах оброк. Нанимать свободных людей было невыгодно. Таким образом, начиная с XVII в. принудительный труд стал основой существования здешней промышленности. Отсутствие рабочих рук, затаившихся на огромных пространствах Урала, во многом объясняет провал попыток построить здесь промышленные объекты.
Но подлинная причина краха горнозаводского строительства в то время заключается в том, что у государства, инициировавшего эти попытки, тогда еще хватало металла: в XVII в. железо импортировалось, а также производилось на тульских заводах. Финансы России были расстроены, поэтому казна не могла строить малорентабельные предприятия где-то на окраинах страны.
На Урал в основном смотрели как на поставщика драгоценных металлов. Все рудоискатели искали здесь не столько железо, сколько медь, серебрю или золото. В XVII в. железа на Урале добывали мало, да и затраты на его производство довольно быстро остудили рвение предпринимателей. Тогда правительство обратилось за помощью к иноземцам, ранее способствовавшим промышленному развитию тульского региона. В 1640 г. 15 заморских специалистов прибыли на Пыскорский завод, однако вскоре его передали русским ремесленникам Тумашевым, после чего тот пришел в упадок. Иноземцы не рвались на Урал, поскольку им неплохо жилось и в Москве, и в Туле. Таким образом, надеяться на то, что кто-то возьмется строить на Урале горные заводы, было бесполезно. Вот почему и тогда, и позднее этим занималось государство.
